Культура

Памяти американского музыковеда Ричарда Тарускина (2 апреля 1945—1 июля 2022)

Памяти американского музыковеда Ричарда Тарускина (2 апреля 1945—1 июля 2022)

Памяти американского музыковеда Ричарда Тарускина (2 апреля 1945—1 июля 2022)

Одной из утрат безжалостного 2022 стал уход из жизни легенды американского музыковедения Ричарда Тарускина. Он скончался в первый день июля на 78-м году жизни, и если сказать, что вместе с ним ушла эпоха, — это не будет расхожей фразой.

Покинул этот мир не просто выдающийся музыковед. Ушел ученый, которому нет и еще очень долго не будет равных в знании и изучении русской музыки на Западе. Гуру музыкальной русистики, которому поклонялись, перед которым преклонялись все, кто занимается русской музыкой и у нас в стране, и за рубежом.

Не рассматривая себя в качестве революционера, Ричард Тарускин все равно каким-то образом раз за разом оказывался против течения — и прокладывал музыковедческой науке новые русла. В разгар холодной войны он сумел внести в сферу интересов американского музыковедения русскую музыку. Воспитанный на примате формального подхода к анализу музыкальных произведений, он воспринял «новое музыковедение» с его вниманием к междисциплинарным, социально-политическим аспектам. Плоть от плоти академической среды, он «вышел в народ» и стал писать рецензии и обзоры для широкой аудитории. Он очистил теорию исторически информированного исполнительства от популярных ересей. Многомерность, с которой он воспринимал музыку, поразительна: ему было дело не только и не столько до композиторских интенций и исполнительских удач и неудач. Куда важнее ему было отслеживать потенциал музыки в качестве средства воздействия на общество. Отнюдь не переоценивая политические возможности музыки, он не позволял их игнорировать, поэтому его тексты максимально отдают дань музыке как искусству и как инструменту, плоду вдохновения и продукту расчета. Увы, в России они почти не известны.

Наиболее полным и ценным исследованием о жизни, творческой деятельности, научных взглядах Ричарда Тарускина в России стал специальный номер «Музыкального обозрения» (2019, № 4 / 447), в котором опубликованы статья Марины Рыцаревой об ученом; интервью Р. Тарускина М. Рыцаревой, посвященное актуальным вопросам музыковедения и музыкальной критики; статьи Р. Тарускина разных лет из газеты The New York Times; речь ученого на церемонии вручения Премии Киото — высшей в мире награды в области музыки, обладателями которой до Тарускина становились композиторы О. Мессиан, Дж. Кейдж, В. Лютославский, Я. Ксенакис, Д. Лигети, П. Булез, С. Тейлор и дирижер Н. Арнонкур.

Кругом наши

Русскоязычному уху в фамилии Тарускин не зря слышится знакомое. Но вспоминать следует не город Тарусу, а имя Тарас, ибо произносить правильнее Тараскин — но в отечественной традиции уже прижилось «у». Потомок эмигрантов из Российской империи, Ричард Тарускин родился в Нью-Йорке 2 апреля 1945, там же окончил школу, где учился играть на виолончели, и там же поступил в Колумбийский университет. В 1965 он с отличием окончил бакалавриат по музыковедению, в 1968 — магистратуру, а в 1976 — аспирантуру. Именно в аспирантуре он переключился с виолончели на виолу да гамба (и затем сделал исторически информированное исполнительство одной из своих специализаций), а также за счет Фулбрайтовской стипендии провел год в Московской консерватории (1972), изучая русскую оперу 1860-х годов. Разумеется, он знал русский язык, что давало ему эксклюзивный доступ к русскоязычным материалам и позволило стать уникальным для Америки специалистом по русской музыке. Он изучал работы Стасова, архивы Стравинского, наследие Шостаковича — разве что самая ранняя и самая современная российская музыка оставалась вне сферы его интересов.

В 1975–1986 Тарускин преподавал в Колумбийском университет, и в этот период выпустил свою первую монографию под названием «Опера и драма в России 1860-х на словах и на деле» (Opera and Drama in Russia as Preached and Practiced in the 1860s, 1981). Ехидно-емкие, изящные, блистательные в оригинале и зачастую досадно непереводимые языковые конструкции стали визитной карточкой его стиля, который он оттачивал не только в научных работах, но и в статьях для «Нью-Йорк Таймс», куда начал писать с середины 1980-х.

В 1993 у Тарускина вышла книга о Мусоргском, в 1996 — о Стравинском, затем последовали три широкоформатных сборника статей: «Определяем Россию через музыку» (Defining Russia Musically, 1997), «О русской музыке» (On Russian Music, 2008) и «Русская музыка на родине и за рубежом» (Russian Music at Home and Abroad, 2016). Не все его идеи сохранили сегодня актуальность в равной мере, а кое-где позиция Тарускина выдает его недостаточную погруженность в российский/советский контекст, но чаще всего он точен и всегда смотрит на вещи широко и гибко, стараясь учитывать политические и идеологические факторы каждой эпохи.

От чистого истока

Первая любовь не забывается: исследовать и практиковать исторически информированное исполнительство Тарускин тоже не бросил. В Колумбийском университете он возглавлял Коллегиум музикум: музыкальное сообщество по типу существовавших в Европе во времена Ренессанса, и с конца 1970-х по конец 80-х играл на гамбе в ансамбле Aulos. В 1995, когда Тарускин уже преподавал в Калифорнийском университете в Беркли (там он проработал почти три десятилетия: с 1987 по 2014), вышел его знаменитый сборник эссе об ИИИ «Текст и действие» — корпус, пожалуй, наиболее дотошных и скрупулезных его текстов, в которых он, помимо прочего, последовательно опровергает устоявшиеся прежде легенды и мифы об аутентичном исполнении старинной музыки. Его доказательства иллюзорности аутентичности развязывают руки исполнителю и освобождают мысль от догм, позволяя старинной музыке жить и дышать в ритме дыхания нынешнего мира, а не исполнять роль музейного экспоната. Сегодня многие его идеи в этой сфере кажутся самими собой разумеющимися — именно потому, что когда-то лично он оказался убедителен в полемике с предшественниками.

Общая история всего

Ибо всё делается людьми — на том стоит Ричард Тарускин. Людьми, для людей, про людей. Исходя из этих позиций он и составил свой сольный шеститомник «Оксфордская история западной музыки» (2005), охватывающий период с изобретения первых систем нотации по конец XX века. В ней Тарускин пытается избыть парадигму вчитываемого задним числом в исторические события осмысленного и целенаправленного исторического развития и не рассматривать музыкальные произведения как самоценные вневременные шедевры. Вместо этого он изучает условия создания произведений, социальный и политический контекст, изменения в слушательской рецепции. Само собой, что и русская музыка в этом издании представлена как следует — порой даже в неожиданном для западного читателя объеме; зато в вину Тарускину ставят недостаточное внимание к европейской музыкальной периферии, той, что не входит в германо-итальянский канон: например, Англии в лице Эдварда Элгара (Бриттену должное отдано) или Финляндии в лице Яна Сибелиуса. В 2012 Тарускин с помощью Кристофера Гиббса, профессора Бард-Колледжа, сократил эти шесть томов до… одного.

Получилось так называемое «университетское издание», в котором четыре тысячи страниц скомпрессировались в 1200. Умение сокращать и лаконично формулировать Тарускин относит на счет своего публицистического опыта.

Оценить если не его слог, то емкость его мысли можно благодаря переводам статей в специальном номере, который посвятило ему «Музыкальное обозрение» (№ 4 (447) 2019).

Навстречу опасности

И, пожалуй, самая ценная особенность оптики Тарускина — это его способность поверять музыкой доброкачественность социальных и особенно политических процессов. Цензура в искусстве и социальная релевантность творчества, антисемитизм и национализм, элитизм — лишь малая часть вопросов, которые его интересовали. Он умел наставить социально-политическую призму на что угодно, от гастролей Гергиева до симфоний Вагна Хольмбоэ, и это никогда не было натяжкой — зато часто бывало откровением: а что, так можно было? Политический ландшафт меняется, но сами ходы рассуждений, применяемые Тарускиным, до сих пор могуn сослужить службу и исследователю, и публицисту, и обычному читателю. Поэтому и сегодня актуальны сборники полемических статей Тарускина с хлесткими названиями «Опасность музыки и другие антиутопические эссе» (The Danger of Music And Other Anti-Utopian Essays, 2008) и «Прóклятые вопросы: о музыке и ее роли в жизни общества» (Cursed Questions: On Music and Its Social Practices, 2020).

Признание

Среди многочисленных наград Тарускина — премии имени Ноя Гринберга (1978), Альфреда Эйнштейна (1980) и Отто Кинкелди (1997, 2006) от Американского музыковедческого общества; медаль имени Эдварда Дента от Королевской музыкальной ассоциации Британии; премия имени Джозефа Димс-Тейлора (1998, 2006) от Американского общества композиторов, писателей и издателей.

В 2017 Тарускин получил «японскую нобелевку»: Премию Киото в области культуры и искусства, которая включает в себя денежный приз в 100 млн йен (около 55 млн рублей в 2017). До этого (а также после) в области музыки ее вручали только композиторам, дирижерам и исполнителям. В лице Тарускина ее впервые получил теоретик. Формулировка наградного комитета звучала так: «музыковеду и критику с феноменальной эрудицией, который изменил современные представления о музыке своими историческими изысканиями и текстами, опровергающими общепринятые критические парадигмы». Исчерпывающая эпитафия. А мы продолжим учиться у вас, профессор.

Источник

Похожие радио

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Кнопка «Наверх»